"Русалка". Шаляпин Ф.И.

   Драму "Русалка" Пушкин, как известно, закончить не успел. Он даже не дал названия этому произведению. "Русалкой" назвали его издатели. Но замысел драмы с достаточной ясностью определился в написанных сценах. Некоторые картины этой очень лаконичной пушкинской драмы Даргомыжский, составляя либретто, дополнил и расширил. Не во всех чертах совпадают образы действующих лиц поэмы и оперы. Но основную, ведущую идею творения Пушкина композитор сохранил и в своей музыке раскрыл очень сильно и ярко." В фантастической форме этой поэмы скрыта самая простая мысль, рассказана самая обыкновенная, но тем более ужасная история... "Русалка" в особенности обнаруживает необыкновенную зрелость таланта Пушкина: великий талант только в эпоху полного своего развития может в фантастической сказке высказать столько общечеловеческого, действенного, реального, что, читая ее, думаешь читать совсем не сказку, а высокую трагедию". Эти слова Белинского верно определяют самую главную черту пушкинской "Русалки". Это драма социального неравенства. Трагедия обезумевшего мельника — прямое следствие трагедии Наташи, ее добровольной смерти в волнах Днепра. Видя в пушкинской "Русалке" социально-психологическую драму, драму простых людей, Даргомыжский усиливает роль народа, вводит отсутствующие у Пушкина бытовые сцены. Музыке своей оперы он стремится придать народный характер, обращая особое внимание на развитие, по его словам, "драматических элементов". Одно из средств драматизации музыки — приближение пения к живой человеческой речи. Об этом писал еще Чайковский в статье о "Русалке": "Известно, что сила Даргомыжского заключается в его удивительно реальном и вместе с тем изящно певучем речитативе, придающем его великолепной опере прелесть неподражаемой оригинальности". Конечно, вокальный стиль "Русалки" не исчерпывается речитативами; Даргомыжский создает и плавные, напевные мелодии, в которых слышатся отзвуки русской народной песни.
    Драматическая насыщенность "Русалки" требовала иных принципов развертывания действия, чем, например, эпическая картинность "Руслана и Людмилы". Даргомыжский показывает действующих лиц своей оперы не в галерее "музыкальных портретов", а в столкновениях, конфликтах. Поэтому, не избегая формарии, песни, Даргомыжский значительно шире применяет формы ансамблей, сцен-диалогов. Наиболее рельефны, драматичны, выразительны по музыке в опере Даргомыжского образы Наташи и мельника. Трагедия Наташи развертывается, по существу, в пределах одного — первого — действия. Начало драмы — большой терцет Наташи, князя и мельника. Это один из тех ансамблей, в которых каждый из участников высказывает свои мысли и чувства, не похожие на мысли и чувства других участников. Расчетливый мельник, предчувствуя печальную развязку, думает о том, как бы извлечь хоть какую-то выгоду для себя и для дочери из непрочной привязанности князя. Князь не решается еще сказать Наташе о предстоящей неизбежной разлуке. Наташа полна любви к князю, она счастлива, что видит его, но в ее душу уже закралась тревога: она чувствует, что князь уже не любит ее так, как прежде. У каждого из действующих лиц своя речь — напевно-декламационного склада, столь характерного для автора "Русалки". Наиболее богата партия Наташи, в ее музыке и тепло, и задушевность, и грация. Особенно выделяется плавной мелодичностью соло Наташи: "Ах, прошло то время, время золотое, как меня любил ты сердцем и душой". Это соло звучит как печальный русский романс.
    После народной сцены (хоры и пляски крестьян) наступает самый драматический эпизод оперы — объяснение князя и Наташи (в форме дуэта-диалога). Трагедия Наташи раскрыта здесь Даргомыжским с такой психологической глубиной, которая достойна пушкинской поэмы. В речи Наташи нежность сменяется сначала смутным, а затем все нарастающим беспокойством, потом в ее голосе слышится испуг, переходящий в ужас, и, наконец, отчаяние и гнев. Для выражения этих разнородных чувств Даргомыжский находит все новые и новые интонации: здесь и ласковая напевная мелодия ("Бывало, издали уже спешишь ко мне с веселою душою"), и необычайное богатство речитативов, особенно замечательных в драматической кульминации диалога, когда Наташа от туманных подозрений приходит к пониманию страшной истины: "Теперь я понимаю все. Ты женишься? Ты женишься?"
    Глубоко драматична и следующая сцена — Наташи и мельника. Здесь выявляются иные стороны облика Наташи. Это страстная и сильная натура. Не скорбь владеет ею, а пламенное негодование, возмущение, неутолимая жажда мести. Можно понять, что Наташа, очутившись в подводном царстве, станет могучей повелительницей русалок и беспощадно отомстит за измену, за поруганную честь. Как укор совести князя звучит на свадебном пиру грустная песня "По камушкам, по желтому песочку". Песня заканчивается словами: "Как у нас вечор красна девица утопилась, утопая, милого друга проклинала". Неизвестно, кто спел песню. Лишь князь узнал голос Наташи. Новобрачная понимает, что таинственная песня сулит несчастье: "Не к добру на свадьбе нашей песня грусти раздалась; видно, горе предвещает в жизни будущей для нас". В дальнейшем Наташа появляется уже как царица русалок. В подводном тереме (первая картина четвертого действия) владычица русалок готовит месть князю: поручает дочери заманить его в подводное царство. В первом действии мельник, больше заботящийся о наживе, чем о чести дочери, не вызывает сочувствия.
    Мельник во встрече с князем (вторая картина третьего действия) — поистине трагедийная фигура. Потерявший разум после смерти дочери, одичавший в скитаниях по лесам, он пробуждает у слушателя чувство жалости. Диалог князя и мельника — одна из сцен, значительно расширенных в опере по сравнению с поэмой. Даргомыжский драматизирует эту сцену, завершая ее не уходом мельника (как завершается она в поэме), а попыткой безумного старика убить князя, отомстить за смерть дочери. Великолепно переданы в музыке Даргомыжского контрасты чувств и мыслей мельника. Гнев и злоба на князя выражены остро экспрессивными речитативами. А когда мельник в минуту просветления вспоминает о дочери и чувствует себя одиноким, заброшенным стариком ("И день, и ночь в лесах дремучих я, как дикий зверь, брожу один! Была когда-то родная дочь... Сгубили люди дитя мое!"), звучит трогательно-жалобная мелодия. Образ князя не столь ярок и, главное, далеко не столь оригинален, как образы мельника и его дочери. Очень популярна мечтательная каватина князя ("Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила"). Музыка каватины действительно поэтична и красива. В ней пленяют слушателя и "изящно певучие" речитативы (начало каватины), и обаятельная кантилена ("Мне все здесь на память приводит былое"). Но она производит впечатление одной из тех элегических лирических арий, которые так часто встречаются в операх. Впрочем, облику князя каватина вполне соответствует.
    В работах о "Русалке" нередко говорится, что Даргомыжский, показав князя искренне раскаивающимся, жалеющим о погибшей Наташе, об утраченном счастье, вступил в противоречие с Пушкиным. Этот упрек нужно отвергнуть. Правда, в первом действии образ князя несколько смягчен по сравнению с поэмой. В опере перед объяснением с Наташей князь произносит: "И совесть мучает, и страх берет меня поведать тайну ей". У Пушкина в этой сцене совесть не тревожит князя: Ух! Кончено — душе как будто легче. Я бури ждал, но дело обошлось Довольно тихо...В заключительных же сценах и у пушкинского князя проснулась совесть, им овладели сожаления: Здесь некогда любовь меня встречала, Свободная, кипящая любовь; Я счастлив был, безумец!.. и я мог Так ветрено от счастья отказаться. Каватина князя основана на стихах Пушкина, несколько измененных лишь по форме, но не по смыслу. Роль княгини в опере, как и в поэме, по существу, пассивна. Но образ страдающей женщины, утратившей привязанность любимого, очень хорошо раскрыт Даргомыжским в арии княгини "Дни минувших наслаждений" (со вступительным речитативом "Чу! Кажется, трубят!").
    Музыку "Русалки" нельзя признать во всех картинах одинаково ценной. Не удались Даргомыжском фантастические сцены — эта сфера была чужда складу его дарования. Слабее других заключительная картина, где князь, завлеченный призывами царицы русалок, находит гибель в водах Днепра. Но лучшие страницы оперы стоят на уровне высоких достижений русской музыкальной классики. Это прежде всего первое действие и встреча князя с мельником. В этих сценах проявилось замечательное умение Даргомыжского показать в музыке сложные душевные движения, противоречивые мысли и чувства. В этих сценах во всей полноте развернулся яркий талант Даргомыжского — психолога-реалиста. Нужно заметить, что Даргомыжский достигает наибольшей психологической глубины в тех сценах, где драма мельника и его дочери воспринимается как драма социальная, драма, вытекающая из неравенства общественных положений.
    Первая постановка "Русалки" состоялась через год после ее окончания в Петербурге в 1856 году. Театральная дирекция поставила оперу Даргомыжского очень небрежно, со старыми, изношенными декорациями и костюмами, изготовленными для другого спектакля. Опера ставилась редко, большого успеха не имела и почти на десять лет исчезла из репертуара. Но передовые русские музыканты сразу же высоко оценили "Русалку". Целую серию статей посвятил ей А. Н. Серов, верно указавший на основные достоинства оперы Даргомыжского. Широкое же признание пришло к "Русалке" значительно позже. В 1865 году театральная дирекция возобновила постановку оперы. Даргомыжский писал об этой постановке: "Постановка вся старая, за исключением трех или четырех костюмов. Для глаз вид гнусный, но успех оперы громадный и для меня непостижимый". Этот неожиданный для самого композитора успех отнюдь не был случайным. В середине шестидесятых годов в театр пришли новые слушатели — из среды разночинной демократической интеллигенции. Они и создали успех опере. Они оценили ее передовой, социально насыщенный замысел, ее реалистическую силу, ее психологическую глубину. С этого времени и до наших дней "Русалка" прочно входит в репертуар оперных театров.

Соловцев А.Книга о русской опере. М., 1960. С.66