Счастье

   Когда в 60-е годы открыли Медведкина, его лубочные коме дии "Счастье" (1938) и "Чудесница" (1937) показались ярким цветком, непринужденно покачивающимся средь выжженной пустоши, – настолько особняком стояли они в кино 30-х. Но впечатление, что эти ленты игнорируют кинопроцесс, – имен но оттого, что они цепко держат его в виду. Помимо прочего, это - дразнилки, пародирующие привычные образы, мотивы экрана, что поневоле диктует взгляд на него со стороны, до- полнительно подчеркивая отдельность лент А Медведкина от потока. В как бы незатейливом до дурашливости "Счастье" – россыпь озорных отсылок к громким творениям философствующих киномэтров. Попик, символически издыхающий "как класс", выделывает почти акробатические фортели, с подскоками биясь оземь, как рыба об лед, - напоминая довженковского кулака, червем винчивающегося в дорожную колею, курящуюся прахом. Мудрая кончина старца из той же величавой "Земли" отзывается кадрами, где затравленный жизнью мужичонка, суетливо сладив себе гроб, деловито залезает в него – смиренно вздет в небеса его острый шмыгающий носик. В "Старом и новом" С. Эйзенштейна – "балет тракторов", выписывающих на пашне эффектные восьмерки; у Л. Медведкина – вроде тот же кадр, только тракторист малость под мухой – сужает круги возле бутылки, вставленной в борозду искушающим вредителем. С. Эйзенштейн, вспоминают, хохотал, узнавая столь невеличественную транскрипцию своей придумки, схожей с конструктивистским плакатом. Доселе живо узнаются спародированные мотивы "анонимной" серийной кинопродукции.